— Может, и не видал, однако разрабатываешь.
— Ошибаетесь.
— Я тебе кто? — Голос прокурорского набрал густоты — казалось, сейчас последует команда: по коням! — Мне годков столько, сколько твоему батюшке. Стану я, старый пень, приглашать бывшего опера и вести с ним ля-ля, коли не уверен?
— Я в вашей вере не сомневаюсь, только она ошибочна. На Руси в кого только не верили, теперь расхлебываем.
— Ладно, давай чуток взад подадим. Третьего дня у вашего юриста дочку сперли. Киднэппинг, что ли? Черт побери, не могу иностранное слово запомнить. Ты почему к властям не обратился?
Гуров смотрел в хитрые, умные глаза собеседника. Чувствовал, тот ведет сложную игру, сейчас ждет определенного ответа, не мог понять, какого именно.
— В милицию, что ли? — удивился Гуров. — Вам, законникам, известно: заявление обязаны родители подавать.
Федул Иванович одобрительно кивнул, пальцами замял окурок, закурил новую папиросу.
— И как же ты пацанку вызволил?
— Нормально, — Гуров пожал плечами. — Попросил вернуть. Сказал, мол, отец беспокоится, бабушка плачет, я сержусь, чужое брать безнравственно…
— И отдали… — Чиновник усмехнулся, вновь одобрительно кивнул. — Душевные люди.
— Люди как люди, — философски ответил Гуров.
— И ты человек как человек, только шибко умный и упрямый.
— Что выросло, то выросло, — усмехнулся Гуров. — У кого-то из друзей пословицу прихватил.
— Значит, Еланчук Юрий Петрович для тебя не человек, звук пустой?
Гуров уловил в глазах собеседника тревогу ли, предупреждение, разобраться не смог, ответил уверенно:
— Впервые слышу.
— Ладушки. — Федул Иванович спохватился: — А представляешь ситуацию: берем мы наркомафию, не всю, конечно, во всемирном масштабе, — он очертил рукой круг, — а так — крупиночку, — и показал ноготь. — Но для России масштаб достаточный. Дальше для тебя картина знакомая: один молчит, другой отрицает, а пятый колется, и начинается заплыв. И среди прочих имен называет и Гурова Льва Ивановича. Да не один называет, где отпереться просто, а несколько. Они ведь злые будут, могут и напраслину на тебя возвести. И уж что ты знал, ведал, переговоры вел — так обязательно. Обязательно — вроде твое любимое слово. Скажи?
— Обязательно, — повторил Гуров и улыбнулся. — Но у меня есть и другая присказка: «Это вряд ли…»
— К данному случаю она не подходит, так как статья у тебя будет именно — обязательно, и срок длинный.
— Вы вначале что-то о старых пнях обмолвились…
Прокурорский перегнулся через стол и сунул под нос Гурову огромный костлявый кулак.
— Мне о себе все дозволено, а ты, умник, язык попридержи, понял?
Гуров оттолкнул кулак с такой силой, что Федул Иванович упал в кресло, ударился о спинку, глубоко вздохнул и неожиданно показал Гурову большой палец, подмигнул, пододвинул блокнот, начал писать и сердито заговорил:
— Ты не мальчонка — свою судьбу сам держишь, как желаешь, так и распоряжаешься. Не дай вам бог, господин полковник, в этот кабинет для иного разговора попасть. Смекаешь?
— Так от сумы и тюрьмы, известно, господин прокурор, не зарекаются.
— Иди, пока до свиданьица, — Федул Иванович протянул Гурову исписанный листок и пожал руку.
— Желаю здоровья, Федул Иванович, — Гуров взял листок, убрал во внутренний карман, в дверях обернулся, посмотрел на «красного комиссара» долгим взглядом и вышел.
«Мерседес» Крячко стоял метрах в двадцати от дверей прокуратуры. Но Гуров садиться в машину не спешил, оглядел улицу, присмотрелся к другим машинам, припаркованным неподалеку, прислушался к себе, словно больной, проверяющий, есть у него температура или нет, только потом неторопливо подошел, вновь огляделся, не забыл проверить окна ближайших домов, наконец сел.
На заднем сиденье полулежал Орлов. Он не прятался, просто дремал.
— Обижаешь, командир. — Крячко завел мотор. — Проверяешься, словно тебя не сыщики ждут, а пара залетных фраеров.
— Не слушай, Лева, все верно. — Орлов зевнул. — Станислав через каждые пять минут выходит. А за пять минут, как пела моя любимая артистка, можно сделать очень много. Проверяйся, Лева, и проверяйся, держи себя в пределе. Я знаю, у тебя верхнее чутье.
— Обязательно, Петр. — Гуров вынул из кармана полученную от заместителя прокурора записку. — Станислав, приткнись в переулочек.
Почерк у прокурорского был ужасный, но Гуров, разбирая по слогам, прочитал: «Ты мужик настоящий, только вряд ли тебе поверят. В твоей бывшей конторе протекла крыша — кто, не знаю. Берегись и никому не верь, особенно телефонам. Передай Петру, чтобы он, старый козел, от тебя уходил подальше и сочинял легенду — может, собаки потеряют след».
— Дай сюда! — Орлов вырвал у Гурова листок. — Почерк неповторимый. Федул! Как же он в прокуратуру забрался, а я и не слышал? Мосластый, бровастый, руки граблями?
— Он, — кивнул Гуров. — Значит, нас слушали. То-то он говорит одно, а смотрит иначе.
— Старый лис. Как бы с ним повидаться? Это решим. А пока, Лева, мое участие в вечерней проверке в твоем офисе отменяется — колупайтесь одни, не котята. Станислав, высади меня у ближайшего метро.
Когда Крячко затормозил, Орлов сказал:
— Мне не звонить, даже домой. Надо будет, объявлюсь. Ты, Лева, в офисе швырни в меня грязью, мимоходом — не переусердствуй. Удачи.
Орлов ушел, сыщики долго молчали. Крячко увидел, что его подпирает троллейбус, поехал и смачно выругался.
— Скверно, Станислав, получается. Мы играем с неизвестными противниками и по правилам, которых тоже не знаем. Если нельзя верить заместителю министра, а кабинет зампрокурора прослушивается, то не знаю…
— А ты матюгнись, и полегчает, — ответил Крячко. — Едем в офис, попробуем обнаружить, кто ставит и снимает липучки.
— Едем, только настроения нет, куражу.
Гуров и Крячко приехали в офис, прошли в кабинет. Станислав сразу матюгнулся, по-своему мстя слухачам. Микрофоны отравляли жизнь, не давали возможности обсудить столь горячую ситуацию. Более выдержанный Гуров решил использовать прослушивание с пользой для себя и сказал раздраженно:
— Станислав, перетряхни мозги, вспомни: может, тебе попадался на глаза этот чертов Еланчук, или ты слышал о нем, либо он в агентурных проскакивал?
— Нет, уже сказано, у меня память на имена компьютерная. — Крячко привычно включил кофеварку. — Забудь ты этого прокурорского хмыря. Ему требуется — пусть копает. Он тебя, как мальчика, пытался на гоп-стоп взять. Наркотики, надо такое придумать! Лев Иванович, по-честному, ты когда-нибудь пробовал какое-нибудь зелье?
— Анашу раз курнул, гадость. — Гуров взглянул на часы: до конца рабочего дня оставалось около тридцати минут. — Не нравится мне разговор в прокуратуре, в чем-то они нас подозревают.
— На то и щука в море…
— Пойду к Вагину, потолкую, может, он что знает.
— Иди. Что мы с тобой ели сегодня? — Крячко натурально закряхтел. — Меня постоянно в сортир тянет.
Задуманная сыщиками операция с треском провалилась: в кабинете Вагина и в туалетной комнате «жучки» прослушивания уже отсутствовали. Пока они ездили в прокуратуру, «жучки» сняли.
Гуров зашел в приемную. Как и положено секретарю, красавица Елена была на месте, но сумки ее уже были собраны.
— Великий сыщик, чем порадуете одинокую женщину? — Елена взглянула испытующе. — Вам, психологу, прекрасно известно, что для нас, женщин, на первом месте мужское внимание, на втором — новости и сплетни.
— Елена, какие рестораны сегодня предпочитает молодежь? — спросил Гуров и сел на стул для посетителей, поддернул брюки, закинул ногу на ногу.
— Надо спросить у молодежи, — кокетливо улыбнулась Елена. — Если вы интересуетесь моим вкусом, то напрасно, я с мужчинами вашего типа в ресторан не хожу.
— Какое непостоянство! Не далее чем…
— Я шутила, — перебила Елена и взглянула на часы. — Красная Шапочка не может дружить с огромным Серым Волком.
— Поставьте против моей фамилии крестик. — Гуров легко поднялся, вернулся в кабинет, где Крячко мучил себя кофе, так как его принципы не позволяли ему выпить рюмку раньше конца рабочего дня.
Гуров врубил телевизор и магнитолу, сел рядом с другом.
— Станислав, я никогда так не «плавал» и не опаздывал.
— Ты никогда не работал по серьезному делу без аппарата. Ты брался за главное, второстепенное поручал членам команды.
— Где тут главное, где второстепенное? Начнем с этой конюшни, — Гуров хлопнул ладонью по столу. — Через нее гонят наркотик из Вьетнама в Германию.
— Плетенная из тростника и бамбука мебель. Юдин получает полуфабрикат уже заряженным, покрывает лаком, собирает мебель.
— А я об этом не думал? Полостей в бамбуке хватает. Прекрасно придумано, только слишком просто. Если зарождаются лишь подозрения, то проверить пара пустяков.
